Однажды к нам домой зашла Татьяна, моя двоюродная сестра, с молодым человеком,
своим женихом, и принесла приглашение на свадьбу. Это было такое неординарное
событие, что надолго выбило меня из колеи. Татьяна училась в институте, на последнем
курсе, и там, кстати, и нашла своего любимого. Помню, мы с Надей как-то зимой
зашли к ней домой, попросить санки, и увидели, что у Татьяны была студенческая
вечеринка. Таня была старше меня на шесть лет, и всегда казалась мне умной и
серьезной девушкой. Таня тогда санок не дала, сказав, что ей некогда, и я, с
завистью подумала, что какая же она счастливая, и как весело всегда проводит
время. И я прекрасно понимала, что никогда мне не быть в такой веселой, студенческой
среде. А тут нас с Надей лично пригласили на свадьбу. Свадьба обещала быть веселой,
так как была приглашена одна молодежь, а остальные родственники были приглашены
на следующий день. И я просто была счастлива, что не относилась к остальным
родственникам.
И опять передо мной встал вопрос, - что же надеть? У меня, кроме брюк ничего
не было. Даже в техникуме зловредные мальчишки придумали загадку: Зимой и летом
- одним цветом. Кто это? Ответ - Валька Рятова в брюках. Все-таки родители по
такому случаю выделили мне тридцать рублей, и я, объездив все магазины, купила
симпатичную кофточку. На остальное денег уже не было и, отгладив те же многострадальные
брюки, я с сестрой отправилась на свадьбу.
У Татьяны на самом деле была одна молодежь. Таня представила нас с Надей своему
новоиспеченному супругу, которого звали Юрой. Он был таким красавчиком! Худенький,
симпатичный, с длинными светлыми волнистыми волосами до плеч. Юра был веселым
и общительным, а когда он сказал, что даже представить себе не мог, какие оказывается
у Татьяны красивые и молоденькие сестрички, я сразу перестала его бояться. Он
мог болтать часами, и у него было столько юмора, что буквально все в его присутствии
заражались весельем.
К своей радости, среди гостей я увидела Наташку, свою двоюродную сестру, с
которой провела свое раннее детство в старой квартире, и где она жила в соседней
комнате с тетей Лидой и дядей Женей. Эту Наташку я просто обожала и боготворила,
хотя она никогда и не была примером добродетельности. Курила, как паровоз, да
и любила пропустить стаканчик-другой вина. Тощая и длинная, она немного сутулилась,
так что красавицей Наташу тоже нельзя было назвать. Лицо ее, покрытое крупными
веснушками, было длинным и узким, нос заметно выделялся. Но глаза ее, большие
и немного выпуклые, опушенные длинными ресницами, придавали ее лицу распахнутость
и открытость. Характером она была довольно безалаберной, но очень добродушной.
Была она замужем, и у нее была чудесная дочка Танюшка. Я часто приезжала к ним,
и мне доставляло огромное удовольствие играть с ребенком, а также слушать Наташкины
приключения, которыми она меня любила угостить. Наташка тоже была рада, когда
увидела меня у Татьяны, и я выходила с ней в коридор, где она затягивалась сигареткой,
просто так, за компанию.
В маленькой комнате я заметила довольно странного человека. Несмотря на то,
что в квартире было полно народа и шумно, он спал, сидя на диване. И я осторожненько
так стала его разглядывать. Слишком уж он отличался от других. Все дело, наверное,
было в волосах, длинных и густых. Длинная челка наполовину закрывала лицо. Так
что я даже толком не могла разглядеть, как он выглядит. Тут он открыл один глаз,
взглянул на меня, и опять уснул. Я спросила у Наташки, что это за тип, и она
ответила, что это студент, Юркин друг. Никогда таких студентов я еще не видела.
И подумала, что это, наверное, какой-то хиппи.
Тут всех пригласили к столу, и мы перешли в большую комнату, где был накрыт
стол. Во главе стола сидели, как и полагается, молодожены, и я так завидовала
Татьяне! Она выглядела такой красивой и счастливой, да и жених ее тоже выглядел
"на все сто". Они даже были похожи чем-то, и были самой красивой парой,
и я чувствовала, что у них будет какая-то особенная семья, студенческая и современная.
Я хотела сесть рядом с Наташкой, или с Надей. Но как-то получилось, что рядом
сел тот самый хиппи, и я страшно перепугалась, так как совершенно не знала,
как с этими хиппи надо общаться. Татьяна, увидев мое смущение, засмеялась, и
сказала, что этого человека зовут Талгатом, и что он очень хороший и умный человек.
А когда Юра добавил, что это его лучший друг и самый выдающийся ум на всем курсе,
я немного успокоилась. Правда, я не сразу смогла выучить это странное и незнакомое
имя, и обращалась к нему только на "Вы". Талгат и правда, не собирался
никого стращать, а только кормил меня, накладывая еду со всех тарелок. Мы выпили
шампанского за молодых, они без конца целовались, и я, слегка запьяневшая, чувствовала
себя своей в этой славной компании.
Потом начались танцы, и Талгат приглашал только меня. Я была просто на седьмом
месте от счастья, что на меня обратил внимание такой умный студент. Были же
и другие девушки на этой свадьбе. А вот, однако, он выбрал почему-то меня. И
я стала считать себя просто неотразимой. Правда, старалась побольше молчать,
чтобы он не догадался, что я не такая умная и образованная, как он.
Там был еще один
студент Володя. Был он высокий, немного толстоват, в элегантном сером костюме
в полосочку. И вот этотВолодя объявил, что он поставил себе задачу - перецеловать
всех присутствующих девушек. И это ему удалось. Почти. Оставалась только я,
и ему никак не удавалось схватить меня, так как я всегда вырывалась, и убегала.
Но он поклялся, что, во что бы то ни стало, сделает то, что наметил, так что
я старалась держаться от него подальше и была испугана не на шутку.
В это время у Наташки кончилось курево, и она попросила меня стрельнуть сигаретку
у этого Володи. Я испугалась, и ответила, что не пойду, что он и так гоняется
за мной. Но Наташка сказала, что этот Володя понял, что я совсем еще девчонка,
и не будет больше приставать. Я предложила ей самой пойти к нему, но Наташка
ответила, что уже подходила к нему, и ей уже неудобно у него просить в десятый
раз. И подтолкнула меня в комнату, где Володя в это время вел умную беседу с
Талгатом. Я передала ему Наташкину просьбу, стоя от него, на всякий случай,
подальше, и Володя, протягивая сигареты, вдруг притянул меня с силой к себе
и попытался поцеловать. Но это ему не удалось, потому что я, размахнувшись,
со всей силы треснула его по морде. Не ожидая такого, он схватился за щеку,
и отпустил меня.
А я, зажав в руке сигареты, пулей выскочила из комнаты. Володя на меня обиделся,
и сказал, что этого никогда мне не забудет. И я боялась его мести. Но прошло
уже много лет, и я надеюсь, что он и думать забыл окакой-то нескладной девчонке,
которая, к тому же, даже целоваться не умела.
Скоро позвонили мои родители, и сказали, что уже поздно, и чтобы мы с Надей возвращались домой. А мне так не хотелось уходить. Когда еще я погуляю на свадьбе? Тем более что и Таня, и Наташа, и Юра с Талгатом просили меня остаться, и обещали, что попозже проводят меня. И я сказала Наде, что не пойду домой, и она ушла одна, заметив, что мне попадет от родителей. Но мне было уже все равно. Все равно, что будет потом, главное, что бы "сейчас" подольше не кончалось. И мы еще танцевали и пили шампанское, а потом опять танцевали.
Наконец, я поняла, что уже на самом деле очень поздно, и сказала, что ухожу. Меня еще пытались задержать, но мне и на самом деле было уже пора, и родители звонили уже каждые пять минут, грозя, что если я сейчас же не вернусь, то сами придут за мной и вытащат силком. Талгат поднялся меня проводить. Я немного опасалась его, но Таня меня ободрила, сказав, что Талгат на плохое не способен, и я с удовольствием согласилась на такого необычного провожатого. По дороге Талгат начал спрашивать меня о родителях, об учебе, даже поинтересовался, что мне нравится, какие книги я читаю, и вообще, чувствовалось, что он не на шутку заинтересовался мной. Около подъезда мы распрощались, и он пообещал, что позвонит. Я не очень-то верила, но мне было достаточно и одного этого дня, который, думала, навсегда останется в моей памяти.
Скоро Талгат и правда позвонил, и назначил свиданье. Я знала, что наш роман
долго не продлится, и решила не отказываться, в душе приказав себе не расстраиваться,
если это свидание окажется и последним. Мало ли было потерь в моей жизни? Перетерплю
и это. Мама, узнав, куда я собралась, предупредила, что бы я никому не верила,
и что со мной любой может поиграть и бросить. Я и так была не уверена в себе,
и эти слова никак не прибавили мне храбрости. Я ехала и думала, интересно подарит
ли мне Талгат цветы или нет? И загадала, что если подарит, то все будет хорошо,
а если нет, то значит, не судьба.
Мы договорились встретиться с Талгатом на Савеловском вокзале, под часами. Но когда я туда приехала, то увидела, что приехала слишком рано, и его еще не было. А может быть очень поздно, так как я опоздала минут на двадцать, и он, может быть, уже ушел. Пошел мокрый снег с дождем, и дождинки, смешиваясь со слезами, лились по моему лицу, и я думала, что права была мама, и что я слишком глупа и ничтожна, чтобы кого-то заинтересовать. Вся моя прическа развалилась, и волосы мокрыми сосульками прилипли к щекам, и я жалела, что сдуру не взяла хотя бы зонтик и, уткнувшись мокрым носом в воротник, поплелась на электричку, горько обдумывая, что же я скажу маме в ответ на ее ехидные замечания.
Тут меня кто-то схватил за локоть и, оглянувшись, я увидела Талгата. Я уже
не помню, что он говорил в свое оправдание, помню только, что цветов в его руках
не было. В его руках был огромный портфель, с которым он ходил то ли в институт,
то ли на работу. На нем было длинное, не по моде пальто. Волосы, промокшие,
как и мои, также свисали длинными сосульками. Он взял меня под руку, и мы пошли
в метро. Я еще продолжала хлюпать носом, и Талгат протянул мне чистый платок.
Вот сколько себя помню, у меня никогда не было носовых платков, мне просто в
голову не приходило носить эти тряпки с собой. Но у Талгата они, по-моему, лежали
во всех карманах, и он всегда по надобности выдавал мне чистый, выглаженный
платок.
Когда я вернула Талгату грязный платок, он полез в свой огромный портфель и достал оттуда букет тюльпанов! Как понимаете, это опять настроило меня на романтический лад, и я подумала, что еще не все потеряно, и что это свидание наверняка будет не последним. Я взяла этот букетик и гордо несла его перед собой, как хрустальную вазу. Мне еще никогда в жизни не дарили цветов, и я все нюхала их, и думала, что это самые замечательные и красивые цветы, которые только растут на Земле. Я не помню, куда мы пошли, наверное в кино. Зато я помню, как горделиво сунула букет тюльпанов маме под нос, когда она открыла мне дверь. А Талгат обещал опять позвонить.
С тех пор мы с Талгатом начали встречаться. Иногда мы встречались у Татьяны, иногда ходили в кино, иногда еще куда-нибудь. Однажды он позвонил и пригласил к себе в общежитие. Я отказалась наотрез, так как считала, что ни одна порядочная девушка не пойдет в мужское общежитие. Много я слышала нехороших историй на эту тему. Талгат долго уговаривал, и сказал, что я могу взять с собой подругу. Я была уверена, что и подруги такого же мнения о мужских общежитиях, но когда я сказала о таком странном предложении Прониной Вале и Лазаревой Лене, они сказали, что это очень здорово, и что они с удовольствием составят мне компанию. Я так удивилась, что когда Талгат в очередной раз стал меня уговаривать, согласилась приехать с подругой. И один раз я ездила с Валей, а в другой раз - с Леной.
В общежитии и вправду было здорово, никто и не думал к нам с неприличными предложениями,
а друзья Талгата были на редкость интересными и интеллигентными. Мы слушали
музыку, ходили на дискотеку, и это было так здорово, что я была просто счастлива
окунуться в эту веселую, студенческую жизнь. Талгат показал свою комнату, и
меня поразило огромное количество книг. Я спросила, неужели он все это прочитал,
и удивилась, как это он успевает и учиться и работать, и еще читать. Талгат
достал одну книгу, и сказал, что это его любимая, и дал мне ее почитать. Книга
называлась "Три товарища" какого-то зарубежного автора - Ремарка.
Это было про войну, и я подумала про себя, что это наверное какая-то скукотища,
но из вежливости сказала, что обязательно почитаю. Еще он дал стихи Омара-Хайяма,
но это вообще было про какого-то пьяницу, хотя я этого Талгату тоже не сказала,
решив про себя, что вряд ли мне все это понравится.
На его рабочем столе лежал недоконченный чертеж, и я заметила, что нам в техникуме тоже задали сделать чертеж зубчатой передачи, к которому я не знаю, как и подступиться. И Талгат сказал, что ему не трудно сделать еще один чертеж, и я, взглянув торжествующе на свою подругу, согласилась отдать ему мое задание. Как я говорила, Пронина Валя обладала непревзойденным актерским даром, и на следующий день, когда мы с Валей пришли в техникум, она в таких красках расписала подругам, как мы провели выходной день, так искусно изображала умных и талантливых студентов, что я даже не могла поверить себе, что и я там была. Хотя и на самом деле было здорово.
Однажды Талгат пригласил меня в пивной бар. Я поначалу тоже отказалась, так
как совсем не считала это заведение подходящим для свидания, но поразмыслив,
пришла к заключению, что на ресторан у бедного студента вряд ли хватит денег
и, не забыв прихватить с собой кучу подруг, явилась на место встречи. Как выяснилось,
мы были не единственными лицами женского пола в этой пивнушке, и на нас не обращали
никакого внимания. Поэтому, откинув ложную скромность, мы тоже выпили по кружечке.
Талгат тоже был с друзьями, с которыми я уже была знакома. Был даже тот Володя,
которого я один раз хлопнула по лицу, и он опять напомнил мне, как я нехорошо
поступила, и что у него щека болит до сих пор.
Опять было весело, и Володя как-то мельком заметил, что мы с Талгатом отличная
пара, и почему бы нам не пожениться на самом деле. Я понимала, что это шутка,
и хитро строила Талгату глазки, продолжая игру. Но Талгат вдруг стал серьезным,
и сказал, что на самом деле хотел бы, чтобы мы были вместе. Я смеялась и говорила,
что прямо завтра побежим в ЗАГС и распишемся. А Талгат взял мою руку и, глядя
в глаза, сказал, что на самом деле хочет быть моим мужем, и умолял не отказывать
ему. Делать предложение в какой-то пивнушке - глупее и придумать было нельзя.
На нас с любопытством стали смотреть наши друзья и все ждали моего ответа. Талгат
все удерживал мою руку и на нас стали коситься с других столиков, и чтобы выпутаться
из этого дурацкого положения, я согласилась. И Талгат торжественно произнес,
что завтра мы пойдем подавать заявление. Мне сразу стало как-то невесело, и
я подумала, что же я натворила, и что я скажу маме и папе. Вряд ли они обрадуются
такому неожиданному решению.
Пока я решила ничего не говорить родителям, а сначала поговорить с Талгатом
"на трезвую голову". Но на всякий случай решила взять паспорт, так
как сама еще не знала, чего же я хочу. Мама увидела, что я положила паспорт
в сумочку, и сразу спросила, зачем я его беру с собой. И прежде, чем я успела
чего-нибудь соврать, мой язык выболтал мою тайну, что еду в ЗАГС подавать заявление
и что я выхожу замуж. С мамой чуть не обморок от моих слов, и она стала кричать,
что я безмозглая дурочка, что мною вертят, как хотят, и что он меня совсем не
любит, а просто использует в своих коварных целях. И сказала, что никуда не
пустит меня, и чтобы я не смела встречаться с человеком, который чуть ли не
на десять лет старше меня.
Мне стоило больших трудов вырваться из дома, хотя настроение было на нуле,
но я обязана была встретиться с Талгатом, ведь я ему обещала. Однако когда мы
встретились с Талгатом, он был какой-то хмурый, и сказал, что ничего не помнит,
что было вчера. И спросил, не хочу ли я пойти в кино. Я не хотела, и сказала,
что хочу домой. Он проводил меня до остановки, и спросил, взяла ли я паспорт,
и опять мой поганый язык сказал, что да, взяла. Надо было хирургу вместо глотки
отрезать мне язык, до того он у меня противный. Ведь что стоило ему сказать,
что я сразу поняла, что это шутка, и таким образом избежала бы такого унижения.
Мы молча расстались. Но это было не все. Дома меня ждала моя мамочка. Что-то
мне не хочется рассказывать, что она мне сказала. И так ясно, что она во всем
была права.
Но и это было еще не все. Вечером меня ждала еще беседа с папочкой, и он мне подробно объяснил, что он обо мне думает. И только Надя встала на мою защиту, сказав, что я уже взрослый человек, и могу сама решать свою дальнейшую жизнь. Этим она вызвала огонь на себя, и я смогла наконец закрыться в своей комнате, чтоб вволю выплакаться. С тех пор я внушила себе, что я должна забыть о Талгате, даже если все его знакомые и говорят о нем, что он - светило науки. Не отвечала на его звонки, и вообще замкнулась в себе и старалась всех избегать.
Подходило к концу мое обучение в техникуме, и на преддипломную практику нас
послали на Долгопрудненский машиностроительный завод. Обещали, что кроме ученических
45 рублей нам будут доплачивать столько, сколько мы сумеем заработать. И мне
просто не терпелось взяться за работу. Во-первых я решила прилично заработать,
а во-вторых, я мечтала опять вытачивать на станке какие-нибудь интересные штучки.
С несколькими однокурсниками я попала в цех с программными станками. И единственной
нашей обязанностью было устанавливать и снимать заготовки со станка. Все остальное
делала программа. Я сперва приуныла, так как стоять и ждать, когда закончится
цикл обработки было не очень весело. Так что о своем желании выточить какую-нибудь
штучку мне пришлось забыть. Но то, что я смогу заработать много денег, придавало
уверенности, и я не отказывалась ни от какой работы, выполняя всю мелочевку,
и не отходя от станка ни на шаг.
Целый месяц ждала я волнующего дня моей первой заработной платы. Однако на
руки я получила только 45 ученических рублей. Как выяснилось наш молодой мастер
взял и закрыл мои наряды на других рабочих, то есть то, что заработала я получили
другие люди. А мне он сказал, что мне и ученических денег достаточно. И сказал
это с такой наглой самоуверенностью, что мне и в голову не пришло пойти и пожаловаться
на него, чтобы восстановить справедливость. Весь мой трудовой порыв на этом
и закончился. Остальные месяцы также меня обманывали, и я, чувствуя свою беззащитность
и несправедливость, возненавидела и этого мастера, и весь этот завод. И я уже
специально начала ломать инструмент, чтобы не работать, а когда никто не видел,
старалась удрать с рабочего места и плевать мне стало и на план, и на соцсоревнование,
и на то, что подумают обо мне остальные рабочие.
Справедливости ради надо сказать, что на нашем участке работал пожилой наладчик,
которого все называли просто дядей Колей, и который относился ко мне с особой
теплотой и отеческой заботой. Почему-то он жалел меня и был очень ласков. Да
и вообще он был очень добрый. Иногда он сам подрабатывал на станке, и однажды
утром я увидела, что он свою работу оформил на меня. Пронина Валя, заметив это,
стала меня стыдить, что я пользуюсь чужим трудом, и чтобы я непременно подошла
к дяде Коле и отчитала его. Я была очень благодарна дяде Колю за такую доброту.
Нет, не из за денег, просто я чувствовала, что он сделал это от чистого сердца.
Но под взглядом подруги я подошла к дяде Коле и спросила, зачем он это сделал,
и попросила больше так не делать. Дядя Коля сказал, что он таким образом оплатил
мою работу, когда я целый день зачищала бесплатно напильником детали, которые
мне подсунул наш мастер.
Как-то, убирая станок, я нечаянно поранилась стружкой. Вытащить ее не смогла, палец стал сильно нарывать, я вынуждена была пойти к врачу. И лечила свой палец целый месяц, и весь этот месяц не ходила на этот чертов завод, где нагло эксплуатировался труд молодежи. Забегая вперед, скажу, что этот палец и решил мою судьбу, и если читателю интересно узнать, как, ему придется и дальше читать эту книгу. А пока могу сказать, что на того молодого мастера я все-таки нажаловалась в контору, и ему сделали "втык", и пришлось ему выписать мне мои заработанные деньги, и потом он все злобно поглядывал на меня, и шипел: ну что, нажаловалась? И мне почему-то было неловко, как будто я ни за что ни про что обидела хорошего и честного человека.
Итак, я сидела дома с больным пальцем и скучала. Как-то мне позвонил Талгат, но я швырнула трубку, и заскучала еще больше. Потом перезвонила Татьяна, и сказала, что Талгат хочет забрать свои книги. О, господи, я про них и забыла совсем и я сказала, что если хочет, пусть приходит и забирает свою макулатуру. Сердце однако, ни с того ни с сего забилось как бешенное, и я, вместо равнодушного ожидания, бешено стала приводить себя в порядок. Хотя, когда я открыла дверь Талгату, на лице моем было написано (во всяком случае, я так думаю) полнейшее равнодушие и презрение к такому недостойному человеку. Но на лице моего обманщика и лицемера было написано такое неподдельное раскаяние, что сердце мое чуть-чуть пообмякло, и я протянула ему книги, напряженно ожидая его слов и, чувствуя, что еще немного - и я кинусь ему на шею, расплачусь и признаюсь, как мне было плохо без него, и как я часами не отходила от телефона, ожидая звонка.
И Талгат сказал, то, что и хотело услышать мое многострадальное сердечко. Что очень сожалеет о происшедшем, и что не может без меня, и что он слишком серьезно ко мне относится, и что женитьба для него слишком ответственный шаг, чтобы вот так в пивнушке решать такие серьезные дела. И сказал, что книги просто повод, чтобы вновь увидеть меня. Он обнял меня, и умолял простить. А я его уже давно простила, как только услышала его голос, и чувствуя его руки, просто начала проваливаться в какую-то головокружительную пустоту. Но, собравшись с силами, я только сказала: - Да ладно, все нормально, проходи! Чаю хочешь? И он так обрадовался! И сказал, что да, если можно.
Я прошла на кухню, вскипятила чайник и, заглянув в чайник, произнесла фразу,
которую не могу забыть до сих пор: - Заварка свежая, только на этой неделе заваривали!
И начала дрожащими руками накрывать на стол. Теперь я понимаю, что даже остывшая
заварка не является чаем. У нас вообще не было чаепитие каким-то культом, есть
заварка в чайнике - и хорошо, есть чем кипяток подкрасить. Теперь-то я это очень
хорошо понимаю. Но тогда Талгат, выпив чашечку, сказал, что чай очень вкусный,
и я всерьез ему поверила. Как верила всегда и во всем.
И он стал спрашивать меня о делах, и я с удовольствием рассказывала обо всех
новостях. Он жалел мой больной пальчик, и целовал его, и мне было так легко
и хорошо, что я даже рада была, что у меня был такой больной пальчик. Талгат
еще спросил, чем я люблю заниматься, и я ответила, что больше всего на свете
я люблю кататься на велосипеде, которого у меня никогда не было и никогда не
будет, потому что родители ни за что на свете не купят мне такую бесполезную
и дорогую вещь.
Талгат подумал и сказал, что можно взять велосипед в ателье проката на какое-то время. Это будет недорого, да и зимой не будет мешаться в квартире. Это было такая замечательная мысль! И мы с ним сразу же поехали в какой-то "Прокат" и взяли велосипед на месяц. Талгат заплатил, и я, счастливая, вернулась домой с велосипедом. И еще он не забрал свои книги, и сказал, что если я захочу, могу их прочитать. Я так была довольна его велосипедом, что решила обязательно прочитать эти скучные книжонки, чтобы как-то расплатиться за его доброту.
Итак, я взялась за книги. Когда на улице шел противный дождик я заваливалась на диван и, уютно устроившись, подложив под голову гору подушек, открывала Хаменгуэя и вместе с ним уходила в неизвестный мне ранее мир человеческих отношений и чувств. И чем глубже я вникала в этот мир, тем яснее понимала, что жизнь на самом деле совсем не такая простая штука, как я себе представляла. Сейчас мне кажется все это таким глупым и наивным, такой я кажусь себе дурочкой, что лучше бы, конечно, и не писать об этом. Но что поделаешь, жизнь есть жизнь, и откинув самоиронию, продолжаю писать правду и только правду.
Читая о войне, я многое поняла. Оказывается, не такая уж героическая штука,
эта война. Я начала осознавать, что война - дерьмо, и что никакие святые идеалы
не стоят ни одной человеческой жизни. А единственное, что свято в этой жизни
- это Любовь. Любовь чистая и светлая. Вот ради этой любви и стоит жить. И еще
я поняла, вернее только начинала осознавать, что всякий человек, каким бы замухрышкой
он не был, имеет право на счастье. И должен жить так, как считает нужным, и
что не нужно этому человеку (я имею в виду себя, естественно) обращать внимания
на то, что думают о тебе другие. Это было для меня просто откровением.
Я впервые задумалась над тем, а чего я, собственно боюсь в этой жизни, почему
я боюсь того, что обо мне подумают. Почему я страшусь косых взглядов, и почему
не думаю о том, что кого-то может задевать мое мнение. Я поняла, что есть люди,
которые думают совсем не так, как остальные. Которые живут сами, и не мешают
жить другим. И эта робкая мысль, родившаяся в моей душе, крепла день ото дня,
и с этого, вероятно, и началось мое новое "я".
Да, оказывается, хорошая книга и на самом деле может многому научить, и хотя
еще в своей жизни я наделала очень много ошибок, которые, как я понимаю, могла
бы избежать, но в душе у меня появился стержень, который рос и укреплялся, но
который и помог мне не сломаться, когда на меня обрушивались разные жизненные
штормы. Этот стержень - ВЕРА В СЕБЯ.
Помню, когда училась в классе 5-6, я увлеклась чтением книг. Я их читала просто запоем, и дома - подкладывая под учебник книгу, когда родители были дома, а пойманная с поличным бывала жестоко наказана, и в школе - держа книгу под партой.
Однажды я забыла книгу в парте, а опомнившись обнаружила, что ее украли. Очень
горевала, а после обнаружила ее в школьной библиотеке, с библиотечным штампом,
но сказать, что это моя книга, было почему-то стыдно. И до сих пор я жалею,
что не забрала эту книгу, хотя в ней были детские стишки, но они были моими
любимыми стишками. Может быть, когда-нибудь я и найду такую же книгу, но автора
я не помню. А вот стихи помню. "Планета по имени "двойка"",
"Авось и небось", и другие.
Ну так вот, я читала книги запоем. Я могла бы, конечно, приврать, что я читала
какие-нибудь умные книги, умных классиков, или что-нибудь историческое, или
хотя бы романтические книги про любовь. Но это было не так. Я читала только
сказки, фантастику и про животных. В школьной библиотеке я торчала целыми переменами.
Иногда, прочитав за урок книгу, на следующей перемене я брала другую.
Однажды я взяла толстую сказочную книгу про собак, которые умели разговаривать, я так увлеклась чтением, что за один день всю ее и "проглотила". А прочитав, обняла эту замечательную книгу, и стала с ней кружиться, так она мне понравилась. На следующий день я помчалась в библиотеку, чтобы выбрать еще какую-нибудь необыкновенную книгу, и с нетерпением стала ожидать своей очереди. Но когда подошла моя очередь, библиотекарша взяла книги и вдруг спросила, читала ли я эту книгу. Я сказала, что да, и что она мне очень понравилась.
Тогда она спросила, о чем же эта книга, и я, растерявшись, ответила, что про
собак. Она тогда взглянула на меня с презрением, и сказала, что по названию
и так понятно, что это про собак, и стала назидательно читать лекцию, что я
беру книги каждую перемену и, не открыв ее, на следующей перемене отдаю обратно.
И что я этим зарабатываю дешевый авторитет. Я стояла, оглушенная такой несправедливостью,
не зная, что сказать в свою защиту. И еще библиотекарша сказала, что не собирается
выдавать мне каждый день книги. Я развернулась и ушла, и еще долго слушала,
как она распекает меня остальным школьникам. Больше никогда в жизни я не заходила
в ту библиотеку, но боль и несправедливая обида остались до сих пор.
Позже я записалась в городскую библиотеку, но однажды у меня украли книги, я возвратила их стоимость, отдав чуть ли не все папины книги, так что путь к книгам у меня остался закрытым. В книжных магазинах трудно было достать хорошую книгу, все тогда было дефицитом, так что познавать жизнь мне приходилось на собственных ошибках.
Да…. ну ладно, продолжим историю давно минувших дней.
С Талгатом мы стали встречаться довольно часто. Подходил к концу срок сдачи велосипеда в прокат, и я была уверена, что Талгат запросто продлит этот срок еще месяца на два. Талгат и сам был не против этого и, договорившись о встрече, прихватив велосипед, мы отправились в прокат. По пути я начала вовсю расхваливать это чудо техники, и чтобы доказать Талгату, какое он имеет на меня влияние, начала хвастаться направо и налево, рассказывая о том, как я лихо научилась кататься, и в какие переделки я только не попадала.
И, чтобы доказать свое бесстрашие, стала расписывать, как недавно чуть под грузовик не попала, налетев колесом на придорожный камень, и что только моя виртуозность спасла меня от неминуемой гибели. То, что на самом деле грузовик успел затормозить, я как-то забыла. И то, что шофер чуть меня не треснул, тоже не стала рассказывать. А еще рассказала, что когда мы с Валей Прониной возвращались по лесу из загородной поездки, нас долго преследовала группа мотоциклистов, пытаясь прижать к обочине, и что я чуть со страху не умерла, но все обошлось. Мотоциклисты, вынудив нас спешиться, предложили покататься на мотоциклах. Валька согласилась, а я нет, и полчаса терпеливо ждала, когда же она накатается.
Кончив разглагольствовать, я взглянула на Талгата, надеясь услышать заработанную
похвалу, и с удивлением увидела, что лицо его, еще недавно такое доброе и великодушное,
стало хмуриться все сильнее и сильнее, и когда мы подошли, наконец к прокату,
он был чернее тучи. Видно не в настроении, подумала я, или живот болит. Всякое
бывает.
Но когда мы подошли к приемщице, чтобы продлить заказ, Талгат, пошарив по карманам,
огорченно заметил, что забыл деньги. Боже мой, только не это! Я стала умолять
продавщицу, что мы завтра привезем деньги, и чтобы она отдала нам сейчас наш
велосипед. Но Талгат, виновато взглянув на меня, сказал что, может быть, и потерял
их, и что может у него до следующей зарплаты денег не будет. Это было так обидно!
Я даже не представляла себе, что же я теперь буду делать без велосипеда-то?
Но Талгат стал уверять, что все будет хорошо, и что этот велосипед не такой
уж хороший, и что мы выберем мне настоящий гоночный велосипед, с багажником
и фарами. Я тут же представила себя на таком "крутом" велосипеде и,
презрительно окинув взглядом несговорчивую работницу проката с ее задрипанным
велосипедом, гордо задрала голову (чтобы ни одна слезинка не посмела вылиться
из моих драгоценных глазок), первой выплыла из этого паршивого проката.
Талгат тут же повеселел, и мы с ним долго бродили по городу. Потом зашли в кино, где Талгат накормил меня в буфете разными вкусностями и, счастливая я вернулась домой. И только дома мне пришла в голову мысль, откуда же он взял деньги на кино и буфет, когда он их все то ли потерял, то ли забыл? Но усомниться в его честности мне даже не пришло в голову. Мало ли мелочь по карманам завалялась?
Начиная со следующего дня, я начала методично обзванивать все пункты проката, но велосипедов нигде не было в наличии, ни гоночных, ни самых что ни на есть обыкновенных. Даже мой старенький велосипед, к которому я так пренебрежительно отнеслась, катал какого-то счастливчика. Но только не меня.
К этому времени мой палец почти зажил, и я опять вернулась на завод для прохождения
преддипломной практики. Так как мой драгоценный пальчик был еще перебинтован,
меня перевели из цеха в техбюро, так сказать на легкую работу. Коллектив мне
понравился. Все были вежливы и доброжелательны. Работа тоже была не пыльная.
Иногда меня просили (вежливо!) переписать какой-нибудь техпроцесс, или вообще
разрезать этот процесс на листы. Я старалась вовсю. Свободного времени было
предостаточно и, чтобы как-то убить время, я просто-напросто делала там уроки,
или ходила навещать своих горемычных подруг, которые в поте лица работали на
станках, стараясь выполнить производственный план. И за это все мне еще и зарплату
платили. В полном объеме и в срок.
Все-таки как различаются "белые воротнички" от работяг! В техбюро
женщины были просто красавицами - с красивыми прическами, макияжем, в юбках
и кофточках, на высоких каблучках. Мужчины тоже сплошь красавцы - в костюмах
и при галстуках. Но даже если на них были обыкновенные брюки и свитера, все
равно они выглядели очень даже культурно. Особенно те, которые были в очках.
А женщины, стоявшие за станками? Черные или синие халаты, глупый платок на голове,
на ногах растоптанные башмаки… Страсть да и только! Но не только внешне было
различие. От "белых воротничков" так и веяло интеллигенцией, порядочностью,
и тем необыкновенным чувством юмора, который обычно не перерастает в похабный
и скабрезный смешок. В общем я влюбилась в эту интеллигенцию, и единственной
моей мечтой стало выйти замуж за очень умного, порядочного и интеллигентного
человека.
Конечно, читатель может сказать, что такого не бывает, и что везде есть и плохие
и хорошие люди, среди разных слоев населения. Наверное, так оно и есть. Но в
то время я воспринимала людей только так, а не иначе. И полюбила наше техбюро
все сразу, так сказать, оптом.
Сейчас я задумалась над тем, почему же рабочие так отличаются от интеллигенции
и, думаю нашла правильный ответ. Все дело в том, сдельная работа, или так сказать
бюджетная. Бюджетникам не надо суетиться, не надо стараться сделать как можно
больше за как можно скорее. Им не надо ухитряться где-то что-то приписать, где-то
схалтурить, где-то кого-то обмануть. Бюджетникам все равно выдадут ту же зарплату,
как и в прошлом месяце или в прошлом году. А рабочие получат столько, сколько
смогут заработать. И рабочие стараются изо всех сил. Им не до глупых разглагольствований.
Надо понравиться мастеру, быть в дружбе с контролерами, кладовщиками, то есть
от того, от кого зависит их жизненный уровень. От мастера зависит выгодный заказ,
от контролера - снисходительная проверка, от кладовщика - наличие инструмента,
и т.д. Нужно следить, чтобы не сперли инструмент, за который отвечаешь головой,
быть в отличных отношениях с наладчиком, чтобы в случае поломки станок не простаивал
целыми днями. Стараться работать много, но не слишком надрываться. Передовиков
терпеть не могут. Не потому что завидуют. А потому что сразу приходят те, которые
начинают "срезать время" и увеличивать план, так как "те"
за "это" премии получают.
Я не хочу сказать, что все рабочие - рвачи. Нет, конечно. Вот был же дядя Коля, о котором я уже писала. Наверное были и другие, просто я о них не слышала. Хотя, конечно, и не со всеми рабочими я была лично знакома. Может быть большинству удается "и честь соблюсти, и себя не потерять". Тогда беру все свои слова обратно. Тем более мне это совсем не трудно. Может быть и тот молодой мастер, который обманывал меня на каждом шагу, на самом деле был прекрасным и умным человеком, да и примерным семьянином к тому же. Тогда и перед ним снимаю шляпу. Это так сказать мое личное мнение, мой первый рабочий опыт. И именно такие у меня возникают ассоциации, когда я вспоминаю те времена.
С Талгатом мне было хорошо. Очень хорошо. И когда он предложил мне руку и сердце,
и попросил стать его женой я, не раздумывая, сразу же согласилась, заметив,
правда, что вроде уже "выходила" за него не так давно. Но Талгат уверил,
что сейчас все серьезно обдумал, и что он не хочет меня потерять, и что единственное,
что для него важно в этой жизни - это я. Ну, как тут было не согласиться? Талгат
сказал, что хочет поговорить с моими родителями, и получить их согласие. Я до
смерти перетрусила, и предложила Талгату сначала пожениться, а потом рассказать
обо всем родителям. Боялась, что родители ни в жизнь не дадут благословения
на это мое замужество. С них было достаточно и первого раза.
Талгат улыбнулся, прижал меня к себе, и сказал, что я могу подождать на улице,
и что он сам все уладит. После чего скрылся в подъезде, оставив меня наедине
с сомнениями. Усевшись на детские качели, я начала раскачиваться, представляя
во всех ужасах представление, которое разыгрывается в стенах нашей квартиры,
ожидая с минуты на минуту позорное изгнание моего несостоявшегося жениха. Да
и ничего хорошего от этой затеи я, конечно, не ожидала.
Ждала я долго, очень долго. Уже стемнело, в окнах зажглись огни, начал моросить
мелкий, противный дождик. Про меня словно все забыли. Я начала мерзнуть, зубы
начали выстукивать знакомую барабанную дробь, и я уже была готова сдаться самой
себе и пойти домой, не дожидаясь конца сражения, как в эту минуту из подъезда
вышел Талгат. По его довольной физиономии я быстренько сообразила, что все обошлось
и, не веря своему счастью, повисла на его шее.
Родители и правда были не против. Еще вчера они в один голос предупреждали,
чем могут обернуться встречи с этим подозрительным студентом, талдычили о всяких
страстях, да и просто-напросто запрещали видеться с моим ненаглядным, а сегодня
этому опасному совратителю удалось доказать, что человек он ответственный и
серьезный. И к такому ответственному шагу относится серьезно и ответственно.
Единственно отец, пытливо взглянув на меня, спросил, серьезно ли я обо всем
подумала, и что "выйти замуж" - это не то же самое, что завести, к
примеру, собаку. И что это - на всю жизнь, и не лучше ли мне подождать годика
два-три, закончить спокойно техникум, устроиться на работу, и т.д. Я ответила,
что мне уже 18 лет, так что вполне взрослая, все прекрасно понимаю, а Талгата
- любила, люблю и буду любить всю жизнь, пока не умру.
А мама спросила Талгата, понимает ли он всю ответственность, беря меня в жены,
и что я совершенно не приспособлена к жизни, - не умею даже яичницу поджарить.
Ну, это уж было слишком! Даже если и правда… Я уже открыла было рот, чтобы возразить,
но Талгат, обняв меня, ответил, что он сам меня всему научит, и яичницу жарить,
и все остальное. На том и порешили.
На следующий день мы с Талгатом отправились во Дворец Бракосочетаний, чтобы
с помпой закрепить союз двух сердец в таком великолепном месте. Отстояв огромную
очередь, довольные и счастливые, подошли наконец к женщине, принимавшей заявления
от счастливых влюбленных. Этой тете мой жених не понравился. Вернее не понравились
его длинные волосы, спадавшие тяжелой, густой копной на плечи. И она бесцеремонно
заявила, что если ко дню бракосочетания он не подстрижет свои лохмы, то она
нас просто-напросто не распишет. Внимание всей скучающей публики переключилось,
естественно, на нас. Я покраснела, как рак, и думала, что Талгат все сведет
к шутке, и пообещает обязательно сходить в парикмахерскую. Но он просто взорвался!
Талгат очень громко и внятно ответил, что он не на ней же собирается жениться,
и что если бы он даже был лыс, как бильярдный шар, то и тогда ни за что не женился
бы на такой дуре, как она. Короче, скандал.
Ну что за напасти на мою голову! Никак мне не удается выйти замуж! Мы вышли
из этого Дворца, и я уже не представляла, что же на этот раз я скажу родителям.
Талгат продолжал злиться, и я поняла, что ему не до свадьбы и не до меня. Но
понемногу он остыл и предложил мне поехать в обычный районный ЗАГС, чтобы подать
заявление там. Мне уже было все равно - выйду я замуж когда-нибудь, или останусь
старой девой, и равнодушно потопала за ним. Когда мы еле добрались до этого
места, я поняла, что это убогое заведеньице никак не тянет на божественное место,
где заключаются браки, но выбора уже не было, и мы снова заняли длиннющую очередь.
Естественно, ЗАГС закончил свою работу прежде, чем мы подали заявление, и пришлось
нам разойтись по домам, несолоно хлебавши.
Следующую попытку мы возобновили через несколько дней, так как эти ЗАГСы не каждый день работали. И эта попытка увенчалась успехом. Правильно говорят, бог троицу любит. Так что у нас вышло по-божески. Женщине, принявшей наши заявление было наплевать, какой длины волосы у моего жениха. Ей, по-моему, было на всех наплевать. Народу было много, и она спешила побыстрей закончить свою работу.
Получили мы вожделенные бланки и я, под диктовку Талгата начала заполнять свою часть. А потом с любопытством стала разглядывать его каракули. Интересно же узнать о человеке, с кем собираешься провести остаток жизни! В графе "национальность" он вписал "татарин". У меня глаза чуть на лоб не вылезли. О татарах я ничего не слышала. Вспомнилось только что-то про татарско-монгольское иго. Так ведь вроде это давно было...
Талгат, заметив, как улыбка медленно слезает с моего лица, спросил, имеет ли его национальность какое-нибудь значение. Я поскорее прицепила улыбку на место, и поспешно замотала головой. И сказала, что я его люблю, а остальное для меня не важно. Я взглянула на фамилию, и она мне показалась тоже незнакомой и чужой. Мысленно приклеив ее к своему имени, отбросив свою родную, я поняла, что никогда не смогу к ней привыкнуть.
И когда мы вышли под ручку из ЗАГСа, я так Талгату и заявила, что замуж за
него пойду, но фамилию менять не буду. Талгат посмотрел на меня странно, и спросил,
может тогда и семью тогда не стоит заводить, если для меня так важна фамилия?
И еще, под какой же тогда фамилией будут наши дети? Об этом я как-то не подумала.
Я представила себя в окружении сопливых детишек, и подумала, что может правда
не стоит торопиться со свадьбой? Так у нас этот вопрос и остался нерешенным.
Талгат сказал, что до свадьбы еще есть время. И чтобы я еще раз все хорошенько
взвесила.
Дома мама сказала, что я ей так надоела с подачей своих заявлений, что и на
самом деле, поскорей выходила бы за своего Талгата. Отец по вечерам продолжал
читать лекции о серьезности такого шага и о моей незрелости. Я слушала вполуха
и злорадно думала: читай, читай, читака, скоро кончатся твои лекции. Буду сама
по себе решать, что мне можно, а что нельзя. И собаку заведу. Всем назло.
И понеслось, и закрутилось. Ремонт квартиры, покупки разных вещей, письма родственникам. Я к вечеру так уставала, что даже думать ни о чем не могла. Одних приглашений мы разослали сотню. Оказывается, столько у нас с Талгатом родственников набралось, что я боялась, как бы не оказаться лишней за столом. Талгат был абсолютно спокоен. Можно было подумать, что свадьба для него привычное дело. А я, как представлю, что должна сидеть во главе стола, да еще целоваться при всех, что просто мурашки по спине бегали. Естественно, я должна быть самой красивой на свадьбе. Я так мечтала купить красивое свадебное платье! И чтоб рюшечки везде, и бантики. И поясок на талии. Мы объездили все салоны для новобрачных, но выбор был так невелик, а платья так страшны, что в них было бы стыдно даже ведро помойное вынести, не то, что быть звездой на празднике.
Наконец, Талгат сказал, что в каком-то ателье вроде шьют свадебные платья,
и мы поехали туда. Я вошла в зал, и ахнула!! Вот они, эти необыкновенные платья!
Вот в таком и должна я выйти замуж! Это же прямо сказочные платья! Как бальное
платье на Золушке, даже еще лучше! Жаль только, ателье на обед закрывалось.
Но ничего страшного. Мы с Талгатом погуляли в скверике, посидели на скамеечке,
перекусили, и к открытию уже стояли первыми перед заветной дверью. Однако белых
платьев уже не было. Остались только розовые. Я примерила, полюбовалась, но,
конечно в розовом было глупо выходить замуж, и мы решили приехать в это ателье
в другой раз, когда будут настоящие, свадебные. С тех пор, как на работу, ездила
я в это ателье, в надежде купить это платье. Но, увы! Его так и не было. Даже
розовых не было. Я была в отчаянии!
Так и пришлось выходить в чужом платье. Оно мне совсем не нравилось. Белое
и узкое. И ни одной рюшечки. До сих пор, проходя мимо свадебных нарядов, у меня
сильно щемит сердце, и я завидую черной завистью, представляя как другие девушки
надевают такую красоту. Ну, ладно. Зато экономия какая была!
Приехали родители Талгата из далекого города Туркестана. Я так боялась с ними встретиться. Боялась не понравиться. Талгат ведь вон какой умный, а я по сравнению с ним какая-то дурочка. Но его папа с мамой обняли меня и дочкой назвали. А его мама еще спросила, какую я фамилию себе возьму, а то, говорит, многие стесняются, если муж татарин. Я взглянула быстро на Талгата, его лицо было каменным, и я сказала его маме, что конечно, возьму фамилию мужа, какую же еще? Мама опять обняла меня, заплакала, похлопала по спине и произнесла какие-то незнакомые слова, а Талгат крепко сжал мою руку. Правда, я тут же пожалела о своем поспешном отступлении, но что сделано, то сделано.
Все последующие дни прошли в каком-то бешеном угаре. Куда- то все бегали, чего-то
доставали, покупали, и вся эта суматоха шла мимо моего сознания, как будто это
все делалось в нереальном мире, в котором мне не было места, хотя я и была,
в принципе главным действующим лицом. Я даже не помню устраивала ли я последний
девичник или нет, хотя прекрасно помню, что Талгат свой мальчишник отгулял так
хорошо, так там наклюкался, что на следующий день чуть свадьбу не проспал.
Почему-то мне не очень нравится вспоминать свою свадьбу, даже на фотографии не люблю смотреть, возможно из-за чужого платья, да и венок, украшавший мой девственный лоб, выглядит на фотке как огромная бабочка, которая к тому же постоянно слезала мне на глаза. Народу было много. Приехали и родственники Талгата. И хочу заметить, что они вели себя очень чинно, и довольно сильно отличались от моей русской родни. Через несколько лет я побывала на настоящей татарской свадьбе и еще сильнее поняла это различие.
